Солнечные часы - Страница 2

В тот день, оставшись со мной наедине, ты объяснил: «Уж очень убогий мотель. Боюсь, тебе будет противно. Если встречаться в одном и том же номере, по крайней мере, больше похоже на дом». И еще четверть часа извинялся за то, что шикарная гостиница тебе не по карману. А я даже тогда (сколько мы всего-то были знакомы – три недели?) сообразила, что не стоит и пытаться предлагать расходы пополам.

Я помню едва ли не все, что ты сказал мне за последний год. Может, если мне удастся вытащить из памяти нужную, самую значимую фразу, то она укажет дорогу к тебе? Мысль идиотская, сама знаю, – и все равно прокручиваю и прокручиваю в голове каждое твое слово. А вдруг?…

– Э-эй! – Я ткнула тебя пальцем в плечо. – Нет, каково? Совершенно голая женщина готова на все, а ты ноль внимания?

– Наоми, я не шучу.

– Да-да, конечно. Извини.

Спешки ты ни в чем не терпишь, даже в беседе. И злишься, когда тебя подгоняют. Сомневаюсь, чтобы я хоть раз тебя по-настоящему рассмешила; не уверена, что когда-нибудь видела хохочущим. Правда, с твоих слов я знаю, что такое с тобой случается, когда ты сидишь в пабе вместе с Шоном и Тони. «Я обрыдался от смеха, – часто повторяешь ты. – Так хохотал, что слезы потекли!»

Развернувшись ко мне, ты спросил:

– Наоми… Ты ведь знаешь, где я живу?

Щеки у меня вспыхнули. О черт, поймана с поличным, не отвертишься! Ты заметил, что я буквально сдвинулась на тебе и по крохам собираю все, что имеет к тебе хоть малейшее отношение. Всю предыдущую неделю я мысленно повторяла твой адрес точно молитву, даже вслух напевала за работой.

– Прочитала, когда я в прошлый раз заполнял форму в мотеле, верно? Заглянула в листок, я видел.

– Спиллинг, Чепел-лейн, 3. Прости. Ты не хотел, чтобы я знала, да?

– Так было бы лучше. – Приподнявшись, ты тоже сел в кровати, надел очки. – Не хочу, чтобы все закончилось из-за какой-нибудь глупой ошибки. Поэтому надо быть максимально осторожными.

Я закивала: конечно-конечно, все понятно.

– Но ведь администратор записала адрес. Вдруг пришлет счет из мотеля или еще что?

– С какой стати? Я всегда расплачиваюсь за номер наличными.

Тебе, наверное, легче: прежде чем уйти, ты исполняешь непременный ритуал, своего рода церемонию, отделяющую нашу с тобой жизнь от той, другой твоей жизни. Но и у меня есть свой обряд. Ночь после свидания с тобой я всегда провожу в мотеле (хотя тебя уверяю, что остаюсь там лишь изредка), а наутро бодро шагаю мимо стойки «Трэвелтел», притормаживая, только чтобы улыбнуться администраторше. И по-моему, выглядит это излишне непринужденно, чересчур живо, легко и потому наигранно.

– Никто мне отсюда никаких бумаг на дом не пришлет, – сказал ты. – И в любом случае, Джульетта не открывает даже собственную почту, не говоря уж о моей.

Я заметила, как дрогнули у тебя губы, как в уголках рта обозначились складки. Обычное явление, когда ты упоминаешь Джульетту. Между прочим, я и о ней собираю малейшие доступные мне детали. И рада бы этого не делать, да не выходит. Большинство сведений о твоей жене можно охарактеризовать как «не говоря уж о…». Она не знает, как включить компьютер, не говоря уж о том, чтобы зайти в Интернет. Она никогда не отвечает на телефонные звонки, не говоря уж о том, чтобы позвонить куда-нибудь самой.

Сколько раз меня так и подмывало сказать, что Джульетта твоя – чудила каких поискать, но всякий раз я прикусывала язык. Не хочу зубоскалить только потому, что завидую ей черной завистью.

Ты поцеловал меня, прежде чем продолжить:

– Обещай, что никогда не придешь ко мне домой и не позвонишь. Если Джульетта увидит тебя, если узнает о нас… Это ее разрушит.

Обожаю твой лексикон. Ты говоришь так поэтично, возвышенно – не то что я. Из меня же вечно сыплются всякие ерундовые подробности. Ты смотрел куда-то в пространство с таким мечтательным выражением, что я невольно оглянулась, почти надеясь увидеть за спиной серо-багряную горную гряду в дымке тумана. Разумеется, никаких гор с белоснежными шапками, всего лишь электрочайник в грязных потеках, с крупной надписью «Трэвелтел» на боку, тот самый древний монстр, благодаря которому наш кофе или чай всегда приправлены чешуйками накипи.

Куда ты смотрел? Что видел, устремив взгляд мимо меня?

На языке крутилось столько вопросов. К примеру – что значит «это ее разрушит»? Джульетта рухнет на пол, забьется в рыданиях, примется заламывать руки? Лишится памяти или рассудка? Впадет в неистовство? «Разрушение» ведь разным бывает, а я, сколько ни пыталась, никак не могу вычислить – ты жены боишься или за жену? Но я не стала тебя прерывать – по твоему серьезному тону догадалась, что ты еще не все сказал.

– Да и не в этом дело, – пробормотал ты, скручивая в жгут угол покрывала. – Мне сама мысль невыносима, что ты ее увидишь.

– Почему?

Уж по этому поводу ты точно мог бы не переживать, но я опять промолчала, чтобы не показаться бестактной. Неужели ты решил, что я умираю от любопытства и на все готова, лишь бы поглядеть на твою благоверную? Да меня, представь, и сейчас дрожь пробирает при мысли, что я увижу Джульетту. Я бы предпочла даже не знать, как ее зовут. Пусть бы она безымянной и оставалась, в идеале – почти нереальной. И ревность меньше грызла бы, если б для себя я звала твою жену «она». Но согласись, сказать тебе об этом при знакомстве я никак не могла. Воображаю, как это прозвучало бы. «Вы только не произносите имени жены, потому как я, похоже, влюбилась в вас и не желаю ничего слышать про вашу супругу!»

Вряд ли ты можешь представить, с какой тоской вот уже год я каждую ночь укладываюсь спать, зная, что в эту самую минуту Джульетта лежит в постели вместе с моим Робертом. Лицо у меня сводит судорогой и желудок стягивает в узел вовсе не потому, что она спит рядом с тобой, а потому, что принимает это как должное, как нечто само собой разумеющееся. Нет, я не истязаю себя воображаемыми сценами ваших поцелуев или супружеского секса. Наоборот, в мыслях я вижу, как, устроившись на своей половине кровати, Джульетта читает какую-нибудь нудятину вроде сплетен о разводе принца Эндрю и Ферджи или руководства для садоводов-любителей. Когда ты заходишь в спальню, она даже не отрывает глаз от книжки. Не смотрит на тебя, пока ты раздеваешься и ложишься в кровать. А вот любопытно – ты в пижаме спишь? Как-то не верится. Не могу представить тебя в пижаме. Впрочем, Джульетта этого в любом случае не замечает. Привыкла за годы брака. Для нее впереди всего лишь очередная долгая, ничем не примечательная ночь. Ей нечего тебе сказать; советы по уходу за кактусами, а тем более частная жизнь королевских особ куда увлекательнее общения с тобой. Чувствуя, что веки тяжелеют, она роняет книгу на пол и поворачивается на бок, спиной к тебе. Молча. Без поцелуя, без всяких там «Спокойной ночи, дорогой».