Безобразно одетая тетка в летах тронула меня за руку и кивнула на угловой столик:
– Здесь, между прочим, дети.
Я стряхнула ее пальцы. И продолжила надрываться:
– Именно. Дети. Которые благодаря вам и вот этому гнусу отравятся гнилым мясом и умрут от поноса и рвоты.
После чего прочих посетителей как ветром сдуло. Позвонив бабульке с солнечными часами восемнадцатого века, я предупредила ее, что задерживаюсь, затем поставила вонючий поднос на ближайший к стойке столик и уселась дожидаться начальство. Хотя меня трясло от бешенства, выглядела я спокойной. Не скажу, что могу все держать под контролем, но с первого взгляда на меня посторонний человек не догадается о моих чувствах. Уж в этом я уверена.
Время от времени я ловила на себе взгляд Догерти. Очень скоро паразиту стало не по себе. Отступить мне в голову не пришло. Я была полна решимости получить крохотную компенсацию. Накручивала себя, представляя, как разнесу все к чертям. Смерчем пройдусь по залу, переверну каждый поднос. Размажу вонючую дрянь по физиономии менеджера.
Через полтора часа ожидания я увидела, как ты направляешься ко мне. К этому времени я от ярости уже не способна была ни соображать, ни чувствовать. Потому сначала и не заметила, как странно ты выглядел. В серой рубашке поло, улыбающийся, ты, как официант, балансировал подносом на расставленных пальцах. Прежде всего я обратила внимание на твою улыбку. У меня голова кружилась от голода, и только мстительные фантазии удерживали на месте. Внутри будто бездна, и металлический вкус во рту.
Ты шел ко мне по прямой, заложив свободную руку за спину. Я разглядела тебя, только когда ты замер перед моим столиком. Твой поднос – я отметила – не был похож на остальные, разбросанные по столам и составленные в стопку перед стойкой, где Догерти продолжал торговать своей отравой. Твой поднос был из дерева, не из пластмассы под дерево.
А на нем – нож и вилка, завернутые в белую хлопчатобумажную салфетку, сияющий бокал и бутылка белого вина. «Пино гриджио», твое любимое. Семечко, выросшее в традицию, как и встречи в Ист-Сервис. Ни разу мы не пили другого вина, только «пино гриджио», и встречаемся только в «Трэвелтел», хотя ты и считаешь мотель недостаточно романтичным, и мы могли бы выбрать за ту же цену что-нибудь получше. Но ведь мы познакомились в Ист-Сервис. У тебя привычки страстного коллекционера – хранишь все, что дорого твоему сердцу, и не готов расстаться ни с чем из нашего прошлого. Благодаря твоей приверженности традициям и ритуалам – среди многого прочего – я в тебя и влюбилась. Как ты ловишь что-то случайно приятное, как стараешься превратить в обычай!
Я пробовала донести до полиции, что человек, которому важно встречаться в один и тот же день, снимать один и тот же номер, пить одно и то же вино, не исчезнет по собственной воле, разрушив привычный порядок. Но до тупых мозгов полицейских не дошло.
Ты взял поднос Догерти, сунул его на соседний столик и поставил передо мной свой. Рядом с приборами в салфетке красовалось роскошное блюдо с серебряным куполом. Без единого слова ты поднял крышку. И гордо улыбнулся. Я была потрясена, сражена. Позже объясняла, что приняла тебя за заведующего. Решила, что кто-то донес насчет инцидента – кто-то из коллег Догерти, – и ты явился, чтобы исправить ситуацию.
Но на тебе не было ни красно-голубой униформы, ни бейджика с именем. И такими подношениями ситуацию не исправляют. Ты принес мне Magret de Canard aux Poires. Название я узнала от тебя в нашу следующую встречу. А тогда увидела нежнейшее филе, коричневатое по краям и розовое в центре, аккуратно уложенное вокруг печеного фрукта. Пахло божественно. Я чуть не разрыдалась от признательности.
– С уткой положено подавать красное вино, – сообщил ты бесстрастно. Я в точности запомнила первые слова, которые от тебя услышала. – Но мне почему-то показалось, что в середине дня лучше белое.
– Кто вы?
Я была зла, готова разозлиться еще больше – и надеялась, что не придется. И до смерти хотела съесть то, что ты принес. Догерти следил за нами, недоуменно выпучив глаза.
– Роберт Хейворт, – представился ты и кивнул в сторону стойки: – Я слышал, как вы кричали на это ничтожество. Боюсь, от него вы ничего съедобного не дождетесь, вот и решил вмешаться.
– Я вас знаю? – спросила я растерянно.
– Нет, зато знаете другое: я не мог позволить вам умереть с голоду.
– Откуда это? – Я смотрела на поднос и думала, что где-то наверняка кроется ловушка. – Вы сами приготовили?
Такого не бывает, чтобы мужчина услышал скандал на станции техобслуживания по поводу дерьмовой еды и помчался домой – приготовить что-нибудь получше.
– Увы, нет. Повар из «Лаврового дерева».
Ресторана дороже в Спиллинге нет. Родители как-то пригласили меня туда, и обед, включая вино, стоил почти четыреста фунтов.
– Да?… – Я не отрывала от тебя взгляда. Ждала продолжения.
Ты пожал плечами:
– У вас были проблемы. Я увидел и захотел помочь. Позвонил в ресторан, обрисовал ситуацию. Сделал заказ, прыгнул в свой грузовик и забрал. Я занимаюсь грузовыми перевозками.
Я подумала, что тебе что-то нужно от меня. Только что? Я не знала, но была начеку. Пусть желудок стянуло в узел и рот наполнился слюной, я не собиралась проглотить ни кусочка, пока не узнаю, что у тебя на уме.
Рядом возник Догерти. Жирное пятно на его рубашке напоминало очертаниями Португалию.
– Боюсь, вы не можете…
Ты его прервал:
– Дайте леди спокойно пообедать.
– Вы не имеете права приносить еду…
– Вы не имеете права продавать несъедобные блюда, – возразил ты. Очень тихо и вежливо. Но меня твой тон не обманул. И Догерти тоже. Мы с ним оба знали, что сейчас ты что-то сделаешь.